Илья Муромец. - Страница 90

— Я — Илья Иванович, богатырь великого князя Владимира, старший над богатырской Заставой, — сказал он, обводя взглядом иудеев. — Кто здесь будет рав Ицок — у меня к нему дело.

Иудеи переглянулись, потом вперед выступил человек в шляпе и поклонился в ответ:

— Я рав Ицок, уважаемый Элияху, сын Иоанна. Какое дело у тебя ко мне?

— На моей Заставе есть богатырь из ваших, — негромко сказал Илья. — Он старался соблюдать ваши обычаи, но жил с нами. Сейчас он хочет помолиться и просит вас принять его.

Иудеи зашумели, но рав поднял руку, и воцарилось молчание.

— Я знаю, о ком ты говоришь, — медленно начал Ицок. — То, что Самсон ушел из дома, достойно всяческого сожаления. Но нам ведомо, что он старается соблюдать обычаи и своим мечом прославлять народ иудейский. Пусть приходит, я сам наложу на него тфиллин.

Илья кивнул, благодаря, и вернулся к Самсону.

— Ну что? — волнуясь, спросил иудей.

— Иди, — усмехнулся Муромец, тебя ждут. — Ох и сложно с вами...

Сейчас Илья лишь покачал головой и похлопал товарища по плечу:

— Это не служба, Самсон, я рад, что ты смог исполнить свой обычай.

К богатырям подъехал Алеша, весь в крови, своей, Добрыниной и вражеской. Поравняшись с Муромцем, он ткнул мечом в сторону вражеских полков:

— А взгляни-ка, брат мой старший, чье там знамя на холме показалося?

Илья посмотрел туда, куда указывал Бабий Насмешник, и вздрогнул — далеко-далеко, на кургане, развевалось хвостатое знамя.

— Калин, — выдохнул Илья. — Вышел сам, собака...

— Третий соступ мы не вынесем, — продолжил Алеша. — Но если собраться и ударить вместе — мы, дружина, пробиться сквозь кыпчаков, дорубиться до него... У тебя одного не вышло, но если вместе попытаемся — получится. Иначе все здесь костьми поляжем и города не убережем.

— Добро, — медленно кивнул Илья. — Зови наших и Ратибора. Пошлите гонцов в Киев к Владимиру, пусть выводит бояр, черниговцев и смоленцев.

Алеша прогудел в рог, и к Муромцу стали собираться богатыри и дружинники. И тут в первый раз за этот день подал голос Бурко.

— Илья, — напряженно сказал конь, — срежь мой панцирь.

— Зачем, Бурушко? — удивился богатырь.

— Затем, что я стар, — ответил Бурко. — Сейчас нужно будет скакать резво, а с панцирем я не смогу. Срежь его.

Илья исполнил просьбу друга и повернулся к собравшимся богатырям и воеводам:

— Вот что мы сделаем, господа богатыри и дружина...

Кыпчаки в недоумении смотрели, как урусы, вместо того чтобы, по своему обычаю, перегораживать полками поле, строятся словно бы широким клином. Затрубили трубы, и русское войско двинулось а врага, вот шаг сменили на рысь, вот все шире и шире, пошли скоком, быстрее, быстрее... Лавой потекли навстречу кыпчаки, и в третий раз сшиблись могучие полки, снова валились на землю люди и кони. Уже давно не осталось копий ни у тех, ни у других, и, съехавшись на ближний удар, враги рубились мечами, но и клинки, иззубренные в предыдущих схватках, не выдерживали, ломались. И тогда, стиснутые так, что не повернуть коня, люди резали и кололи друг друга ножами, а иные били кулаками, ухватив за шею, старались сломать хребет. Степняки быстро обступили урусское войско, что встало зачем-то чересчур тесно, но урусам словно того и надо было — те, что были с краю, сцепились с кыпчаками насмерть, а остальные продолжали рваться вперед. Миг — и проломан первый ряд степных полков, а урусы, что пробились сквозь него, уже врубились во второй.

Их было уже меньше, но, окруженные снова, урусские алп-еры оставили часть своих биться, а сами, словно змея, сбросившая кожу, рванулись вперед, чтобы схватиться с дружинами степных ханов... Ольберы-телохранители, что еще не ходили сегодня в бой, встретили урусов на свежих конях, они сжимали в руках длинные копья и палаши, но русичи, не замедляя конского бега, налетели и на ханских ольберов. Стремясь пробиться к Калину, дружинники дрались как одержимые, и, падая с коня, уже зная, что убиты, воины кричали товарищам: «За меня! Ударь за меня!» Этот заслон проломили только трое — сильнейшие алп-еры на могучих конях, с ног до головы залитые кровью, они выехали прямо на отряд великого хакана, и телохранители Калина спешились, выставив вперед длинные копья, стальными кольцами окружив своего господина.

— Ну, что делать будем? — спросил Илья, глядя на ряды длинных, в два человеческих роста, пик.

— Сейчас наших сзади добьют и за нас примутся, — сказал Самсон.

— Мы не перепрыгнем, — предупредил Бурко. — Устали, и разбега нет.

Муромец молча смотрел на последнюю преграду. Он видел Калина, что смотрел на них сверху вниз, со склона. Царь улыбался, словно говоря: «Ну и что ты теперь сделаешь, могучий алп-ер? Вы поляжете здесь, в поле мои полки добьют Киевское войско. Победа достанется мне». Илья стиснул зубы.

— Значит, пойдем сквозь копья, — глухо сказал он. — Хоть один, да прорвется, хоть пешим. Бурко, ты идешь?

— Да, — спокойно ответил конь. — Куда ты — туда и я.

— Добро, — кивнул Илья. — Эй, вы чего там шепчетесь?

Самсон и Алеша повернулись к старшему брату, и лица их Илье не понравились.

— Поток убит, Казарин убит, Рагдай, Потаня, Гриша, Соловей, Ушмовец... Всех не перечислить, — Алеша говорил спокойно, но его глаза странно сияли. — Илья, ты сам сказал, не буйны головы ставим в заклад, а Русскую землю.

— А раз так, — продолжил Самсон. — То грех нам о своих дурных головах печься. Не отстань от нас, брат!

— Вы что задумали? — севшим голосом спросил Муромец.

Алеша и Самсон обнялись, поцеловались и, повернув коней, пустили их на копья, чуть не с места взяв в скок.